Приобщение Есенина к культуре Востока началось во время поездки 1921 года в Туркестан (ныне — Республика Узбекистан). Есенин путешествовал тогда по местам, где в 1770-е годы проходило восстание Емельяна Пугачёва и работал над драматической поэмой, посвящённой русскому бунтарю. Для Есенина было особенно важно то, что он путешествовал вслед за Пушкиным, который, разрабатывая в своё время пугачёвскую тему, отправился в места, жители которых ещё помнили Пугачёва и могли рассказать о нём немало интересного.

Есть здесь раздумья о своей непростой судьбе:


Я не знаю, как мне жизнь прожить:
Догореть ли в ласках милой Шаги
Иль под старость трепетно тужить
О прошедшей песенной отваге?

О предназначении поэта:


Быть поэтом — это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.

Есть признания в любви к своей Родине — Руси:


Мне пора обратно ехать в Русь.
Персия! Тебя ли покидаю?
Навсегда ль с тобою расстаюсь
Из любви к родимому мне краю?
Мне пора обратно ехать в Русь.

О любви, об измене:


Лепестками роза расплескалась,
Лепестками тайно мне сказала:
«Шаганэ твоя с другим ласкалась,
Шаганэ другого целовала.

Говорила: «Русский не заметит…
Сердцу — песнь, а песне — жизнь и тело…»
Оттого луна так тускло светит,
Оттого печально побледнела.

Звучит гимн жизни и любви:


Жить — так жить, любить — так уж влюбляться.
В лунном золоте целуйся и гуляй…

В этоим цикле Есенин использует редкие для русской поэзии повторы строк. Вот только два примера. Первый:


Лугом пройдёшь, как садом,
Садом — в цветенье диком,
Ты не удержишься взглядом,
Чтоб не припасть к гвоздикам.
Лугом пройдешь, как садом.

Шёпот ли, шорох иль шелест —
Нежность, как песни Саади.
Вмиг отразится во взгляде
Месяца жёлтая прелесть
Нежность, как песни Саади.

Второй:


Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.

Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи —
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Но у Есенина была и ещё одна цель — личное знакомство с замечательным русским поэтом Александром Ширяевцем, который жил в то время в Ташкенте. Есенин ехал на Восток с предвкушением чего-то необычного. И не ошибся. 
В Ташкенте его встретили с глубоким вниманием, выступления Есенина перед публикой с чтением своих произведений неизменно оказывались многолюдными. Поэт понял, что его знают и ценят в далёком от его родного Константинова Туркестане.

В столице Туркестана Ташкенте, где незадолго до приезда поэта была окончательно установлена советская власть, Есенин провёл около трёх недель в апреле — мае 1921 года; посетил он и старинный Самарканд. Здесь В Ташкенте Есенин впервые ощутил атмосферу Востока, восточный колорит, познакомился с бытом и обычаями местных жителей. В начале 1920-х годов большую часть Старого города занимали глинобитные постройки с внутренними двориками, обращали на себя внимание многочисленные мечети — их было больше двухсот. Есенин с интересом ходил по расположенному в центре Старого города базару. Он был совсем не похож на те базары, на которых любил бывать в родной Рязанской губернии. Ташкентский базар удивил и восхитил поэта своими размерами (около 1500 лавок, мастерских и караван-сараев) и разнообразием предлагаемых товаров. Знакомству Есенина с восточными традициями и бытом способствовало время его приезда в Ташкент: был праздник Ураза-байрам. «Толпа разношёрстная: здесь и местные узбеки, и приезжие таджики, и чарджуйские туркмены в страшных высоких шапках, и преклонных лет муллы в белоснежных чалмах, и смуглые юноши в золотых тюбетейках, и приезжие „из русского города“, и разносчики с мороженым, мишалдой и прохладительными напитками», — вспоминал живший тогда в Ташкенте и встречавшийся с поэтом Валентин Вольпин. В один из праздничных дней поэт побывал в доме Нарбековых, где «ревели карнаи и дробно гремела дойра, выступали певцы, которым аккомпанировали на дутарах молодые, похожие друг на друга музыканты, все в одинаковых тюбетейках и халатах». Мелодии этих музыкальных инструментов слились с голосами исполнителей в непривычную для Есенина песню, которой он восхищался и вдохновлялся.

Важным для освоения Есениным восточной тематики стало общение с художником А.Н. Волковым. «Мы встретились, будто давно знакомые, — вспоминал Александр Николаевич. — Через несколько минут <…> сидели прямо на полу и рассматривали мои картины». Затем Есенин побывал на выставке художника и любовался картинами Волкова, навеянными природой, бытом и архитектурой Востока: «Караван», «Солнце», «Женщина на верблюде», «Старый мавзолей», «Арба с собачкой», «В чайхане», работами из серии «Восточный пилигрим».

Пятнадцать стихотворений великого русского поэта, объединённых им в цикл «Персидские мотивы», — одни из самых ярких и эмоциональных в его творчестве. Есенин впервые встретился с неповторимым колоритом Востока в 1921 году во время путешествия в Ташкент и Самарканд — и был потрясён­­­. В 1924 и 1925 годах он охотно жил на Кавказе, где у него появились близкие друзья и где очень хорошо работалось. Есенин, опубликовав в Москве в 1925 году, ровно 100 лет назад, книгу «Персидские мотивы», продолжил работу над циклом и значительно его расширил. Стихи из этого цикла — о любви, о Востоке, о Руси, о женщине и её красоте — не только очаровывают всех любителей поэзии, но и вдохновляют на творчество композиторов и переводчиков из десятков стран мира.

Иллюзия Персии была создана. Толстая в августе 1925 года писала своей матери: «…удивительные Мардакяны — это оазис среди степи. Какие-то персидские вельможи когда-то искусственно его устроили/ <…> Старинная, прекрасная мечеть и всюду изумительная персидская архитектура <…> Узкие, как лабиринты, кривые улицы, решётки в домах, арки. Мы часами бродим, так, куда глаза глядят. Солнце ослепительное, высокие, высокие стены садов, а оттуда — тополя и кипарисы. Женщины в огромных чадрах — закрывают всё тело с головой, только глаза остаются… Персы и тюрки. И всё это настоящий прекрасный Восток <…> А самое удивительное — сады и особенно наш — самый лучший. <…> Там растёт всё, всё. И мои любимые кипарисы, и лавры, и много всяких особенных штук. И какие цветы. <…> Не клумбы, а маленькие поля — астры, гвоздики, георгины, гортензии <…> А ещё в саду бассейны <…> Сергей много и хорошо пишет. Иногда ездим на пляж… Пляж дивный, песок и море мелкое, мелкое».

Есенин с неподдельным интересом слушал рассказы консула Персии Ахмедова, который пригласил поэта в расположенное в Самарканде консульство. Приглашение было с благодарностью принято, и с того времени поэт не расставался с мыслью побывать в Персии. 
На время эти планы пришлось отложить: в 1922—1923 годах Есенин совершил продолжительную поездку по Европе и Америке. Возобновлению планов способствовало его знакомство с Москве в феврале 1924 года с Петром Ивановичем Чагиным — вторым секретарем Ц К Коммунистической партии Азербайджана, главным редактором газеты «Бакинский рабочий». Чагин пригласил Есенина в Азербайджан, и поэт с радостью согласился на это путешествие.

В 1924—1925 годах Баку и расположенные рядом Мардакяны (ныне — Мардакан) стали для Есенина местом, где особенно хорошо и плодотворно работалось. Обстановка располагала к сочинению стихов, к созерцанию природы, к наблюдению за местными жителями, к приятному и плодотворному творческому общению с поэтами и журналистами. В Азербайджане Есенин окончательно влюбился в Восток, поэта восхищали его традиции, столетиями складывавшаяся культура, необычная архитектура. 

Персидские стихи Есенина до сих пор очень часто переводят на языки народов Востока — это и отдельные произведения, и их подборки, и цикл целиком. Каждый находит здесь что-то близкое именно ему — то, что волнует, вдохновляет, восхищает, побуждает сопереживать. Давайте читать Есенина! Его прекрасные «Персидские мотивы»! Какие они разные!

Это одни из наиболее значимых и известных произведений поэта. Он упоминает классиков литературы Востока — Саади, Омара Хайяма, Фирдоуси, творчество которых прекрасно знал и высоко ценил. Один из современников поэта вспоминал: «…подвернулся мне томик — „Персидские лирики X—XV вв.еков“ в переводе академика Корша. Я взял его домой почитать. А потом он оказался в руках Есенина, который уже не хотел расставаться с ним. Что-то глубоко очаровало поэта в этих стихах. Он ходил по комнате и декламировал Омара Хайяма».

Любопытно, что колорит Востока в «Персидских мотивах» Есенина чувствуют не только русские читатели, но и носители восточной культуры. Литературный критик и издатель А.К. Воронский вспоминал, как в 1925 году «на дружеской вечеринке Есенин читал персидские стихи. Среди других их слушал тюркский собиратель и исполнитель народных песен старик Джабар. <…> Он ни слова не знал по-русски. Он спокойно и бесстрастно смотрел на поэта и только шевелил в ритм стиха сухими губами. Когда Есенин окончил чтение, Джабар поднялся и сказал по-тюркски, как отец говорит сыну: “Я — старик. Тридцать пять лет я собираю и пою песни моего народа. Я поклоняюсь пророку, но больше пророка я поклоняюсь поэту: он открывает всегда новое, неведомое и недоступное пока многим. Я не понимаю, что ты читал нам, но я почувствовал и узнал, что ты большой, очень большой поэт. Прими от старика-поэта преклонение перед высоким даром твоим”».

Большое место в цикле занимают женские образы. Это Шаганэ, Лала, Гелия, «задумчивая Пери» и «дальняя северянка». Профессиональные литературоведы и любители есенинской поэзии высказали немало предположений о том, кем были реальные женщины, вдохновившие поэта на создание этих образов. Ряд предположений имеют под собой основания. Так, Есенин несколько раз встречался в Азербайджане с учительницей Шаганэ Нерсесовной Тальян и даже подарил ей свой сборник с дарственной надписью. Гелией называла себя шестилетняя дочь Чагина Роза, с которой Есенин любил играть. Особенно много претенденток на роль «дальней северянки». Но нельзя забывать о том, что поэты не копируют действительность, а творчески преображают её, часто соединяя в одном образе характеристики как книжных персонажей, так и людей, входивших в круг их общения.

В.А. Мануйлов, бакинский знакомый Есенина, рассказывал о посещении вместе с Есениным «шумного азиатского базара»: «Мы заглядывали в так называемые „растворы“ — лавки, в которых крашенные хной рыжебородые персы торговали коврами и шелками. Наконец мы зашли к одному старику, известному любителю и знатоку старинных персидских миниатюр и рукописных книг. Он любезно принял русского поэта, угощал нас крепким чаем, заваренным каким-то особым способом, и по просьбе Есенина читал нам на языке фарси стихи Фирдоуси и Саади». Есенин использует образы, характерные для восточной поэзии: соловей, роза, луна, кипарис, флейта. 

В первый том своего «Собрания стихотворений», над которым работал во второй половине 1925 года, Есенин включил цикл «Персидские мотивы» в составе пятнадцати произведений: «Улеглась моя былая рана…», «Я спросил сегодня у менялы…», «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..», «Ты сказала, что Саади…», «Никогда я не был на Босфоре…», «Свет вечерний шафранного края…», «Воздух прозрачный и синий...», «Золото холодное луны…», «В Хороссане есть такие двери…», «Голубая родина Фирдуси...», «Быть поэтом — это значит то же...», «Руки милой — пара лебедей...», «Отчего луна так светит тускло…», «Глупое сердце, не бейся…» и «Голубая да весёлая страна…».

В «мардакянский» период Есенин написал одни из лучших своих произведений; они вошли в цикл «Персидские мотивы» и были напечатаны в «Бакинском рабочем»: «Быть поэтом — это значит то же…», «Глупое сердце, не бейся!..», «Руки милой — пара лебедей…» и «Отчего луна так светит тускло…». С.А. Толстая вспоминала, что в последнем из них «отразились впечатления природы в окрестностях Баку, которая так нравилась Есенину, и аллея огромных, старых кипарисов, по которой Есенин ежедневно проходил к своей даче».
Живя в Мардакянах, поэт вёл переговоры с Чагиным о выпуске в издательстве «Бакинский рабочий» расширенного варианта книги «Персидские мотивы». К сожалению, этот замысел не осуществился.

Руководитель Компартии Азербайджана С.М. Киров, внимательно выслушав в исполнении Есенина несколько стихотворений цикла «Персидские мотивы», обратился к П.И. Чагину с укоризной: «Почему ты до сих пор не создал Есенину иллюзию Персии в Баку? Смотри, как написал, как будто был в Персии. В Персию мы не пустили его, учитывая опасности, какие его могут подстеречь, и боясь за его жизнь. Но ведь тебе же поручили создать ему иллюзию Персии в Баку. Так создай! Чего не хватит — довообразит. Он же поэт, да какой!»
И Чагин принялся реализовывать этот проект и пригласил поэта к себе на дачу в Мардакяны.

В Мардакянах Есенин впервые побывал в мае 1925 года, а затем провёл там целый месяц с конца июля по конец августа вместе с внучкой Льва Николаевича Толстого Софьей Андреевной Толстой, которая по возвращении в Москву станет супругой поэта. В Мардакянах Есенин ощутил всю роскошь Востока, ведь дача Чагина раньше принадлежала нефтяному миллионеру М. Мухтарову. Уникальный парк сохранился до наших дней — сейчас здесь расположен Мардаканский дендрарий Института дендрологии Национальной академии наук Азербайджана.

Для Есенина в период создания цикла было важно общение с родным братом Чагина В.И. Болдовкиным, с 1923 года работавшим в Персии. Дипломат вспоминал: «Сергей с жадностью интересовался памятниками старины. Знаменитая Девичья башня, старый дворец очень интересовали Сергея. Осматривая памятники старины, Сергей задавал мне множество вопросов о Персии. Я почувствовал, что Персия не даёт ему покоя, тянет к себе».

Приехав на Кавказ в сентябре 1924 года, Есенин захотел продолжить путешествие и непременно побывать в Персии. Он заочно всей душой любил Персию — родину поэтов, которых высоко ценил. «Сижу в Тифлисе. Дожидаюсь денег из Баку и поеду в Тегеран», — писал он Галине Артуровне Бениславской в октябре 1924 года. В те же дни мечтаний о Персии Есенин впервые упоминает цикл «Персидские мотивы». На Кавказе в октябре 1924 — январе 1925 года Есенин создал первые шесть стихотворений цикла: «Улеглась моя былая рана...», «Я спросил сегодня у менялы...», «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..», «Ты сказала, что Саади...», «Никогда я не был на Босфоре...», «Свет вечерний шафранного края...». И сообщил Бениславской: «Персидские мотивы» — это будет «целая книга в 20 стихотворений».

В марте 1925 года Есенин написал в Москве еще два стихотворения — «В Хороссане есть такие двери...» и «Голубая родина Фирдуси...» — и сразу же отправил их Чагину. В апреле были написаны и опубликованы стихотворения «Воздух прозрачный и синий...» и «Золото холодное луны...».

В результате сложился первый вариант цикла «Персидские мотивы», который стал основой одноимённой стихотворной книги поэта. Выпущенная московским издательством «Современная Россия», она имеет посвящение: «С любовью и дружбой Петру Ивановичу Чагину».