Весть об этой смерти молниеносно разнеслась по зимнему Ленинграду, а затем в считанные часы облетела весь земной шар. Можно без преувеличения сказать, что о Есенине скорбел весь мир. Авторитетные информационные агентства и крупнейшие газеты, а вслед за ними и многие другие на разных языках сообщали жителям десятков стран мира о кончине великого поэта Советской России. Публиковались фотографии, а порой и краткие справки о Есенине.
«Сегодня в Ленинграде умер поэт Сергей Есенин».
В ночь с 27 на 28 декабря 1925 года в номере ленинградской гостиницы «Англетер», переименованной в советское время в «Интернационал», трагически оборвалась жизнь великого русского поэта Сергея Александровича Есенина.
Первое сообщение о гибели поэта было напечатано в Ленинграде, где произошла трагедия. Половина тиража вечернего выпуска ленинградской «Красной газеты», выпущенного через несколько часов после обнаружения бездыханного тела, вышла с краткой информацией:
Появившиеся позже сообщения не были столь лаконичными. В них говорилось не просто о смерти, а о самоубийстве. Такова была официальная версия, обнародованная в номере ленинградской «Новой вечерней газеты» 29 декабря под шапкой «Самоубийство поэта Сергея Есенина». В заметке «Последние дни поэта» сообщалось:
«Поэт решил поселиться в Ленинграде, чтобы с удвоенной энергией приняться за работу. Из Москвы он захватил все свои вещи… За несколько дней до самоубийства Есенин читал в кругу друзей до 15 новых лирических стихов…».
«Правда», главная газета Советской страны, привела информацию об обнаружении мёртвого поэта:
«28 декабря в 11 часов утра жена проживающего в отеле ближайшего друга Есенина литератора Георгия Устинова отправилась в номер покойного. На стук в дверь ответа не последовало. Был вызван комендант гостиницы, который открыл дверь. Присутствующим представилась ужасная картина. В углу на трубе парового отопления на верёвке от чемодана висел Сергей Есенин…
На левой руке было несколько царапин, а на правой выше локтя — глубокий порез, сделанный ножом от бритвы. Очевидно, Есенин пытался перерезать себе сухожилие».
Сопоставление напечатанных в разных изданиях текстов, выполненное сотрудниками Института мировой литературы имени А.М. Горького Российской академии наук — авторами «Летописи жизни и творчества С.А. Есенина», показывает, что источником этой информации был, по всей видимости, прозаик и журналист Георгий Феофанович Устинов. Он упоминается в газете «Комсомольская правда» как «личный друг» Есенина. Устинов и его супруга Елизавета Алексеевна были в числе тех, кто первыми зашёл в пятый номер гостиницы, где проживал поэт.

Они оставили воспоминания о последних днях и часах жизни Есенина. Причём эти воспоминания написаны всего через несколько дней после описанных событий, поэтому могут считаться достоверными, как и воспоминания Вольфа Иосифовича Эрлиха. Все они общались с поэтом в последние дни его жизни — после приезда из Москвы в Ленинград утром 24 декабря 1925 года.

В воспоминаниях зафиксировано дружеское общение, предпраздничная суета, связанная с приближающимся Новым годом. Но есть и нечто необычное. Устинова отметила в воспоминаниях, что 27 декабря Есенин показал ей на кисти левой руки три неглубоких пореза:
«Сергей Александрович стал жаловаться, что в этой «паршивой» гостинице даже чернил нет, и ему пришлось писать сегодня утром кровью.
Скоро пришёл поэт Эрлих. Сергей Александрович подошёл к столу, вырвал из блокнота написанное утром кровью стихотворение и сунул Эрлиху во внутренний карман пиджака.
Эрлих потянулся рукой за листком, но Есенин его остановил:
— Потом прочтёшь, не надо!»
Эрлих прочитал стихотворение уже после смерти Есенина.
Сейчас его знают все:
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Этот есенинский автограф сохранился. Он находится в Санкт-Петербурге, в Институте русской литературы (Пушкинском Доме) Российской академии наук. Специалисты установили, что это стихотворение действительно написано кровью. Сомнений в этом нет.
Ну, а что же известно о самоубийстве? В номер Есенина, когда он не открыл дверь, первой вошла именно Устинова. Об этом она написала в воспоминаниях:
«28-го я пошла звать Есенина завтракать, долго стучала, подошёл Эрлих — и мы вместе стучались. Я попросила наконец коменданта открыть комнату отмычкой. Комендант открыл и ушёл. Я вошла в комнату: кровать была не тронута, я к кушетке — пусто, к дивану — никого, поднимаю глаза и вижу его в петле у окна».
За Устиновой в номер вошёл Эрлих, показавший при опросе:
«Устинова вскрикнула и оттолкнула меня, я увидел, что в углу на трубе парового отопления висел Есенин…».
Эрлих и Устинова выбегают из номера и вызывают управляющего гостиницей Василия Михайловича Назарова, который только что открыл им дверь номера. Назаров выводит всех из комнаты и звонит в милицию. 

Естественно, что для управляющего гостиницей смерть постояльца — событие чрезвычайное и крайне неприятное. Убийство постояльца в гостинице — это несмываемое пятно на всю жизнь. И Назаров, вызывая милиционера, сообщает, как свидетельствует «акт дознания», «о повесившемся гражданине в номере гостиницы». Как видим, «версия» о самоубийстве появилась спустя несколько минут после обнаружения умершего поэта. И высказал её, не имея совершенно никаких доказательств самоубийства, тот человек, для которого убийство в гостинице было… смерти подобно.

Слова произнесены — и информация о самоубийстве начинает распространяться по городу и миру.
Одним из первых о смерти Есенина узнал известный петроградский и ленинградский фотохудожник Моисей Соломонович Наппельбаум. Как вспоминала его дочь, «отцу позвонили по телефону и попросили приехать в гостиницу «Англетер» сфотографировать покончившего с собой Есенина». Наппельбаум приехал с сыном Львом и сделал фотографии. Именно Лев помог участковому надзирателю Николаю Михайловичу Горбову снять тело Есенина. Об этом написал сам Лев: «Милиционер старательно развязывает шнур», на котором висело тело Есенина. Сохранились и другие воспоминания, правда, в двойном пересказе. Лев рассказывал своей сестре Иде, а та — Николаю Николаевичу Брауну, сыну поэта Николая Леопольдовича Брауна, знакомого Есенина. Вот что записал Николай Николаевич:
«…я знал поэтессу Иду Наппельбаум… Её брат Лев… рассказал сестре, как помогал милиционеру, стоявшему на стремянке, снимать тело поэта с трубы отопления. Он был свидетелем того факта, что Есенин висел не в петле, как это бывает у самоубийц, а верёвка была несколько раз намотана вокруг шеи. Потому-то его тело и пришлось снять до прихода писателей — повешен он был уж очень неправдоподобно».
Информацию в двойном пересказе нельзя считать достоверной. Впрочем, воспоминаниям вообще нельзя доверять полностью, ведь человеку свойственно что-то забывать. А иногда у него возникает и необходимость что-то скрыть.

Николай Леопольдович Браун, оказавшийся в есенинском номере несколько позже Наппельбаумов, вспоминал:
«Рука, застывшая у горла, свидетельствовала о том, что в какое-то последнее мгновение Есенин пытался освободиться от душившей его петли, но это было уже невозможно. Мы долго выпрямляли застывшую руку, приводя её в обычное положение».
Было и другое циркулировавшее среди друзей Есенина предположение по поводу его кончины — о том, что поэт не собирался умирать, а хотел организовать инсценировку самоубийства. Иван Михайлович Гронский (Федулов) в 1959 году вспоминал:
«Когда С.А. Есенин и С.А. Клычков приехали в Ленинград, они задумали разыграть небольшую историю, чтобы о них заговорили. Они решили инсценировать самоубийство. И Есенин, готовясь к этому, написал письмо В. Эрлиху, рассчитывая, что тот сразу приедет в гостиницу и предотвратит самоубийство… Этот факт мне рассказывал Павел Васильев. Что-то сбивчиво ему говорил об этом и сам С.А. Клычков…».
Рассказ Сергея Антоновича Клычкова, близкого друга и соратника Есенина, известен в пересказе Виктора Ефимовича Ардова (Зигбермана):
«Клычков… со слезами на глазах говорил мне, что гибель Есенина в гостинице „Англетер“ в Ленинграде — это печальный случай, обусловленный вот чем. Он привёл… изречение Есенина: „Надо пошуметь, а то забывают“. Он утверждал, что Есенин кончать жизнь самоубийством не хотел, он хотел симулировать самоубийство для того, чтобы потом все опять о нём заговорили. Жил он вместе со своим другом поэтом Вольфом… Есенин якобы ждал, пока в коридоре раздадутся ночью шаги, с его точки зрения, извещающие о том, что возвращается домой этот Вольф, и сунул голову в петлю, понимая, что сейчас он откроет дверь и войдёт, а шёл другой человек в другой номер…».
После прихода в гостиницу «Англетер» милиционера начались следственные действия. В 1990-е годы высококвалифицированные представители следственных органов, криминалисты, представители прокуратуры по просьбе Комиссии Всероссийского писательского Есенинского комитета по выяснению обстоятельств смерти С.А. Есенина внимательнейшим образом изучили все сохранившиеся материалы. Их выводы были однозначными: оснований для возбуждения уголовного дела об убийстве Есенина нет. Проведённые в декабре 1925 года следственные действия в целом соответствуют практике того времени, хотя были отдельные недочёты, в частности, недостаточно полное описание.

С чем это могло быть связано? Вполне возможно, что причины были те же, что и у Назарова, заявившего о самоубийстве Есенина. Убийство — это очень серьёзное преступление. Убийство в Ленинграде русского поэта, которого его современники сравнивали с Пушкиным, — преступление, как сказали бы сейчас, резонансное. Нужно было бы искать подозреваемых — заказчиков, исполнителей, а также причины убийства. Версия о самоубийстве всех устраивала. И нарушений при проведении дознания, в общем-то, никаких. Просто что-то не дописали…
Однако утверждать, что участники дознания понимали, что произошло убийство, и выдали его за самоубийство, нельзя. Нет оснований и доказательств.

Все документы, связанные с обстоятельствами смерти Есенина, собраны и проанализированы (а некоторые из них и восстановлены, так как были частично разорваны) в книге, изданной ещё в прошлом веке, — «Смерть Сергея Есенина: Документы, факты, версии: Материалы Комиссии Всероссийского писательского Есенинского комитета по выяснению обстоятельств смерти поэта». Составители Ю.Л. Прокушев и М.В. Стахова; вступительная статья Ю.Л. Прокушева. М.: Наследие, 1996. Там рассмотрены и все высказанные до того времени версии об убийстве.
Эта книга сохраняет свою актуальность и в наши дни.

Александр Васильевич Маслов, судебно-медицинский эксперт высшей квалификационной категории, профессор, один из тех, кто изучал в 1990-е годы документы есенинского дела, издал позже свою собственную книгу: Маслов А.В. Загадочная петля. Тайна последних дней Сергея Есенина. Ростов-на-Дону, 2006.
Все ли современники Есенина смирились с мыслью о том, что поэт покончил с собой? Нет, далеко не все. Многие понимали значение Есенина для русской поэзии. Это подтверждает текст траурного полотнища, размещённого над московским Домом печати, где проходила церемония прощания:
«Тело великого национального поэта Сергея Есенина покоится здесь».
Прозаик, искусствовед, издательский работник Иван Васильевич Евдокимов, готовивший к печати в 1925 году собрание стихотворений Есенина в Госиздате, написал в дневнике 31 декабря, в день похорон поэта:
«…этот земной счастливец, первый поэт нашей гигантской страны, общий любимец, красивый, прекрасный, заласканный женской и мужской любовью, с поднимающеюся всё выше и выше славой…».
Современники скорбели о смерти великого поэта и стремились разгадать загадку его трагической гибели.

Поэт и критик Олег Леонидович Леонидов (Шиманский) написал в заметке, опубликованной в «Вечерней Москве» 21 января 1926 года:
«Последние недели… поистине могут быть названы „неделями о Есенине“. Погибшего поэта вспоминают почти ежедневно на открытых и закрытых вечерах, артисты читают его стихи, поэты — стихи, посвящённые ему; знавшие Есенина рассказывают о том, как он жил и работал. Из всех этих стихов и воспоминаний проступает образ живого Есенина…».
В Москве и Ростове-на-Дону вышли сборники, посвящённые Есенину и вобравшие статьи и воспоминания о нём, посвященные поэту стихи, фотографии и другие материалы.
Многие знакомые Есенина пытались объяснить причину трагедии.

Максим Горький писал 9 января 1926 года поэту, литературоведу, литературному критику, драматургу, прозаику Илье Александровичу Груздеву:
«Очень подавлен смертью Есенина, хотя давно предчувствовал и, пожалуй, даже был уверен, что мальчик этот плохо кончит. Предчувствие возникло после первой же встречи с ним».
Через несколько дней в письме к поэту, прозаику, литературному критику Владиславу Фелициановичу Ходасевичу Горький разовьёт эту тему:
«Есенина, разумеется, жалко, до судорог жалко, до отчаяния, но я всегда, т. е. давно уже, думал, что или его убьют, или он сам себя уничтожит».
«Несмотря на объяснения, дававшиеся печатно, и на догадки, таимые про себя, нельзя отделаться от впечатления какой-то всё же тайны, кроющейся за этой смертью».
Мысль о возможности насильственной смерти Есенина возникает через несколько дней после его похорон даже у Горького.

Для замечательного русского поэта и прозаика Бориса Леонидовича Пастернака смерть Есенина оставалась тайной. В письме Устинову от 24 января 1926 года он размышлял:
Конечно, смерть Есенина использовали в своих целях политические противники Советского Союза. Рижская газета «Сегодня вечером», сообщая 29 декабря 1925 года о том, что «поэт Сергей Есенин покончил с собой», так описывала гостиничный номер:
«…на верёвке висело подвешенное к трубе от отопления тело покончившего с собою Есенина. На полу была огромная лужа крови. Оказывается, что Есенин перерезал себе вены обеих рук. Однако у него было достаточно силы для того, чтобы написать своею кровью записку, найденную впоследствии на столе, а после этого повеситься. Написанное, к сожалению, не удалось разобрать».
Через два дня эта информация была перепечатана ревельской газетой «Последние известия».

Такое описание не находит подтверждения в более достоверных откликах на смерть поэта.

Однако была в эмигрантских газетах и информация, анализ которой представляется весьма полезным. Например, парижская газета «Дни», а за ней и нью-йоркское «Новое русское слово», освещая литературно-музыкальный вечер памяти Есенина, прошедший в помещении Московского камерного театра 4 января 1926 года, информировали:
«…большинство публики на заявление представителя Наркомпроса, что Есенина нельзя считать поэтом революции, ответило свистом и весьма нелестными замечаниями по адресу большевистских сановников, а некоторые из публики требовали изгнания из зала убийц Гумилёва и Есенина».
Как известно, русский поэт Николай Степанович Гумилёв был расстрелян в 1921 году. Естественно, что советские газеты не могли дать информацию о выкриках из зала с упоминанием опального Гумилёва.

Через четыре дня после этого вечера правления Союза поэтов и Союза писателей приняли постановление, ограничивающее права членов союзов на участие в вечерах памяти Есенина: теперь для этого требовалось специальное разрешение. Такая крайне странная мера объяснялась тем, что есть, якобы, некие лица, устраивающие вечера памяти Есенина со спекулятивными целями. Но истинная причина могла быть совершенно иной: люди, собираясь в разных городах на вечера памяти, могли обсуждать версии смерти поэта, отличные от официально признанной.
Звучали в прессе и другие мнения.

Рижская газета «Слово» 4 января 1926 года в неподписанной статье «С. Есенин отравлен чекистами» сообщала:
«По Москве упорно циркулируют слухи, что поэт Есенин не покончил с собой, как гласит официальная версия, а отравлен чекистами. Самоубийство же было симулировано потом».
Журналист, прозаик, фельетонист, публицист Александр Александрович Яблоновский (Снадзский) в парижском «Возрождении» от 31 декабря 1925 года обвинил в гибели Есенина большевиков:
«В обезьяньих лапах большевизма и советчины он чувствовал себя, как гость в публичном доме… Ведь это, милостивые государи, уже третий поэт, который задохнулся в ваших обезьяньих лапах: Гумилёва вы убили, Блока уморили голодом, а Есенина довели до верёвки».
Эмигрантская газета «Русь», выходившая в Софии, 10 января 1926 года утверждала, что смерть Есенина — это «страшная смерть загубленного революцией маленького человека».

Сторонником версии убийства Есенина был живописец и график Василий Семёнович Корочкин, выступавший под псевдонимом Сварог. Именно он, внимательно изучив мёртвого Есенина взглядом художника, оставил его рисунок. В 1927 году он поделился своими мыслями о гибели Есенина с журналистом И.С. Хейсиным. Сварог подозревал, что Эрлих что-то подсыпал Есенину:
«…на ночь, ну, может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он забыл свой портфель в номере Есенина… Он крутился не зря всё время неподалёку, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шёл съезд, в „Англетере“ всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убрать, поэтому всё было так неуклюже, и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нёс дрова и не вошёл в номер, услышав, что происходит, кинулся звонить коменданту Назарову… А где теперь этот дворник?».
Сварог поделился своими предположениями:
«Сначала была „удавка“ — правой рукой Есенин пытался ослабить её, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковёр и хотели спустить с балкона, за углом ждала машина… Почему я думаю, что закатали в ковёр? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок и несколько в волосах… пытались выпрямить руку и полоснули бритвой „Жиллет“ по сухожилию правой руки, эти порезы были видны… Сняли пиджак помятый и порезанный, сунули ценные вещи в карманы и всё потом унесли… Очень спешили… Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве…».
Сторонником версии убийства Есенина был и его друг Василий Фёдорович Наседкин, женатый на сестре поэта Екатерине Александровне Есениной. Он присутствовал в Ленинграде на гражданской панихиде в Доме печати и, вернувшись в Москву, сказал жене:
«Сергея убили».
Эти слова повторяла потом и их дочь, племянница поэта Наталья Васильевна Наседкина (Есенина). Этого же мнения придерживалась и другая племянница поэта — Светлана Петровна Митрофанова (Есенина), долгие годы работавшая главным хранителем Московского государственного музея С.А. Есенина.

Прекрасно знавшая характер и особенности поведения Есенина Айседора Дункан, скорбя о кончине бывшего мужа, отказывалась верить в то, что он мог сознательно пойти на самоубийство, заявив:
«По всей вероятности, он покончил с собой в минутном припадке безумия».
В конце 1980-х годов о насильственной смерти Есенина начинают говорить открыто. Одним из первых мысль об убийстве поэта высказал известный русский писатель Василий Иванович Белов, полагавший, что об этом «можно судить даже по тем фотографиям, которые опубликованы».

В начале 1990-х годов патофизиолог, доктор медицинских наук, профессор Ф.А. Морохов утверждал, что поэт был убит, опираясь сначала на его посмертные фотографии и акт судебно-медицинской экспертизы, а позже — и на другие документы и публикации. Сторонником версии убийства являлся следователь Эдуард Александрович Хлысталов, работы которого «Тайна гостиницы „Англетер“ (История одного частного расследования)» (1989), «Как убили Сергея Есенина» (1991), «Тайна убийства Сергея Есенина» (1991), а позже книга «Тайна гибели Есенина. Записки следователя из «Англетера» (2005) вызвали широкий резонанс.

Версии убийства придерживается и литературовед, журналист, писатель и критик Сергей Станиславович Куняев, автор работ «Смерть поэта: Версия. Хроника журналистского расследования» (1989) и «Ещё раз о гибели поэта» (1992).
В 1989 году была создана комиссия Всероссийского писательского Есенинского комитета по выяснению обстоятельств смерти поэта под председательством Юрия Львовича Прокушева, основоположника современного есениноведения, главного редактора полного собрания сочинений Есенина. В состав комиссии вошли учёные, эксперты в различных областях, писатели, родственники поэта. Комиссия должна была разобраться во всех существовавших ранее и вновь появившихся слухах, выступлениях и воспоминаниях, опираясь на достоверные документы, факты, свидетельства очевидцев и заключения профессионалов.

В 1992 году, в период активной работы комиссии, Ю.Л. Прокушев заявил:
«…для меня становится всё более очевидной та истина, что Есенин был убит дважды. Да! Дважды! Поэта довели до петли, до самоубийства или действительно убили — если это будет в конце концов установлено документально и неопровержимо — преднамеренно… Второй раз Сергея Есенина убили уже после смерти — убили на десятилетия его поэзию, пытаясь кощунственно оторвать поэта от народа».
Польские исследователи Гжегож Ойцевич и Рената Влодарчик считали убийцами Есенина Назарова и Устинова и, используя достижения современной криминалистики, провели ряд экспериментов, которые, по их мнению, призваны были внести ясность в споры по поводу причины смерти поэта.
Ясности относительно обстоятельств смерти Есенина нет до сих пор. Продолжают высказываться разные мнения. Публикуются статьи, практически ежегодно выходят книги, авторы которых приводят свои доводы в пользу версий об убийстве и — такое тоже случается — о самоубийстве.
Всё это — свидетельство того, что личность и творчество Есенина продолжают волновать его читателей и поклонников. И число таких неравнодушных людей с каждым годом растет.